Писать о Святой Горе — дело крайне непростое. И не только потому, что о ней уже очень много написано, в том числе и нашими современниками, но и потому еще, что ответственность очень большая. И, чтобы понять ее как следует, нужно самому быть в какой-то мере причастным к духовной жизни и любить афонское предание. Иначе это будут просто путевые заметки и не более того — а колодезь глубок (cм.: Ин. 4, 11)… Тем не менее берусь «за перо», чтобы донести до благоговейного читателя свои впечатления. Слава Богу, я был на Афоне девять раз, и есть что рассказать если не о каждой поездке, то о некоторых уж точно! Наиболее запомнились первая — это был 1996 год, наших соотечественников там было очень мало, посещение Святой Горы воспринималось как нечто совершенно незаурядное; третья — 2002 год, когда я пробыл там почти месяц, и последняя на данный момент — ноябрь 2013 года. О ней я здесь и расскажу.

Не быв на Афоне после последнего своего паломничества пять лет, я начал ощущать необъяснимую потребность — вот надо мне туда, и всё. Затосковал что-то. Засвербила мысль: «Хорошо бы на Афон»… Почувствовал, что пора «подзарядить батарейки». Но, с одной стороны, не было на это денег, а с другой — не хотелось ехать по некоей «блажи». Ну, мало ли что кому хочется.

Да, Афон приятно и интересно посетить даже и «просто так», не будучи глубоко верующим — новые впечатления, красивая южная природа, средиземноморский климат, гостеприимство (причем совершенно бесплатное) святогорцев — плохо разве? Но это будет просто «духовный туризм», как говорил старец Паисий, а он — вещь неполезная. Этим я успокаивал себя, остужая свои порывы. Но и молился. И вот осенью 2013 года как-то неожиданно дались «лишние» деньги, а я окончательно осознал, что поездка мне сейчас очень нужна — тем более что и духовник благословил с уверенностью и радостью. Шенгенскую визу получил в день Покрова Пресвятой Богородицы — причем рядом с центром, где я ее получал, есть часовня в честь Покрова! Было ощущение, что Матерь Божия благословляет мою поездку и ведет незримо на Свою Гору…

Лететь пришлось из Москвы. В аэропорту «Домодедово» познакомился с группой наших паломников из города Клина Московской области, которые тоже собрались на Афон (большинство в первый раз). Мы разговорились, и в итоге так вышло, что я посетил своего любимого старца Паисия не после Афона, как планировал, а до, поскольку клинчане, мои новые знакомые, заранее договорились с такси, которое их везло в Уранополис с заездом в Суроти — в Иоанно-Богословский женский монастырь, где покоится преподобный Паисий Святогорец. В итоге это оказалось промыслительно, поскольку после посещения Святой Горы я бы уже не смог там оказаться — был постный день, и монастырь был закрыт! В общем, поездка началась вполне «по-афонски», то есть совершенно не так, как я сам запланировал.

Поздно вечером приехали в столь знакомый и родной Уранополис, остановились у моей хорошей знакомой — Элевферии (она сдает комнаты — тем и живет), а на утро пошли в офис оформлять свои диамонитирионы — афонские визы. Должен добавить, что в это же утро я встретился со своим другом Костасом из Афин — он специально приехал, чтобы мы смогли вместе посетить Афон.

День первый

 

Сегодня Казанская. И вот он — паром. Плывем! Еще дома думал, что как сойду на афонскую землю, сделаю земной поклон. А тут с корабля сошло столько народу, что я чуть было не передумал… Все пошли, как обычно, быстро и целенаправленно — к автобусам, и мой поклон в это общее движение не вписывался никак! И все же я его кое-как сделал — быстро, не касаясь лбом земли. Вот и Афон… Доезжаем до Кареи — столицы Афона, заходим в собор Протата — старинный храм Успения Пресвятой Богородицы, где находится чудотворный образ Божией Матери «Достойно есть», прикладываемся, пишем записки. Потрясающе красивые росписи Панселиноса там — богословие в красках…

Далее наш путь лежит в Панагуду. Ту самую, где последние годы жил старец Паисий. Неприятно видеть обилие мусора вдоль дорог и тропинок — его значительно больше, чем раньше. Причина понятна: увеличивается поток туристов, среди которых не только истинные богомольцы…

Панагуда… Сколько раз я уже здесь побывал!.. И вот опять. И как будто это нечто само собой разумеющееся… Никакого особого восторга. Зашли в храмик, приложились, помолились. Затем побеседовали с отцом Арсением и отцом Исайей. Мне сложно сходу включиться в разговор — греческий я основательно подзабыл. Взяв с собой на прощание лукума (в благословение моим близким), идем дальше — к Иверону. Подходим почти в полной темноте. Первым делом — на могилу к отцу Иакову — монаху, который весной этого года скончался и благодаря которому мы с Костасом и познакомились (а я его знал с самой первой моей поездки!). Вот и его время пришло… Лежит, покоится с миром. Интересный был человек — грек с французскими корнями. И подружились мы с ним сразу, хотя он всегда сохранял напускную (как мне кажется) суровость в облике. А сейчас, что удивительно, пришли к нему накануне дня памяти его небесного покровителя — апостола Иакова, брата Господня! Вот ведь Промысл Божий!

В храме-часовне меж тем заканчивается акафист Богородице Иверской у Ее иконы… Вот и Она — столь любимый и близкий мне уже образ. Хозяйка Афона! По преданию, именно эта икона покинет чудесным образом Афон во времена антихриста…

Поскольку на ужин мы опоздали, нам дали отдельно холодной еды на кухне, а затем проводили в архондарик (гостиницу). Очень повезло — мы с Костасом были только вдвоем, два друга — не посторонних человека. Вообще, это тоже одна из интересных деталей паломничества на Афон — номера (или кельи) для паломников. Бывают и на много персон, бывает изредка и на одного… Бывает, к сожалению, и так: ты уже хочешь спать, потому что вошел в афонский ритм — рано ложиться и рано вставать, а рядом люди только приехали с «большой земли», им не спится, они громко разговаривают, не слишком думая о других…

Встали в четыре утра — ночь это или уже утро? — незадолго до Литургии. Выхожу во двор — ночь, звезды, тишина… Афон!.. Я опять на Афоне!

День второй

 

Утром отправились с Костасом в Ставроникиту — небольшой монастырь неподалеку от Иверона. Внутри, во дворе, я увидел нашего знакомого монаха — отца Зосиму. Он келиот, живет рядом с монастырем. Поехали к нему в гости в кузове его мини-трактора. Его келия весьма своеобразна — кучи мусора, хлама всякого… Стая кошек разного возраста… Невольно думаешь: это вообще как, нормально? Но тут же вспоминаешь преподобного авву Дорофея: «Слышал я о некоем брате, что когда он приходил к кому-либо из братий и видел келью его невыметенную и неприбранную, то говорил в себе: блажен сей брат, что отложил заботу обо всем, или даже обо всем земном, и так весь свой ум устремил горе, что не находит времени и келью свою привести в порядок. Также если приходил к другому и видел келью его убранной, выметенной и чистой, то опять говорил себе: как чиста душа сего брата, так и келья его чиста, и состояние кельи его согласно с состоянием души его. И никогда он не говорил ни о ком: сей (брат) нерадив, или сей тщеславен, но по своему доброму устроению получал пользу от каждого».

Отец Зосима занимается редким видом искусства — из мельчайших камушков выкладывает мозаику для храма. Будучи у него пять лет назад, я видел самое начало работы, теперь же — ее развитие. Но до конца еще очень далеко! И вот ведь — спокойно себе человек живет, делает все, не суетится — аж завидно… Когда закончит все, сможет сказать: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…».

Отец Зосима очень добрый и общительный. Простой! Спросил его, далеко ли могила старца Тихона Русского? Он сказал, что сам отвезет нас туда. Ехать в кузове маленького трактора по горным тропам — это, я вам скажу, испытание… Побыли рядом с келией старца Тихона, приложились к кресту на его могилке, помолились. Потом отец Зосима отвез нас в Иверон и перед прощанием благословил каждому в подарок монастырское вино и ципуру (крепкую виноградную водку домашнего приготовления).

День третий

 

Ночью, как обычно, служба. Причастился. Потом отправились с Костасом в Карею — посетить одно из братств. По дороге много беседуем на смеси греческого и русского. Костас учит русский — ему нужна практика, а я вспоминаю свой, когда-то совсем неплохой, греческий… Ох, как сложно это, когда нет практики!

По пути заходим к старцу Гавриилу (на дороге есть даже указатель — пользуется он популярностью). Костас несколько скептически к нему относится, да и я тоже не из экзальтированных, не из тех, кому непременно нужно найти каких-то духоносных старцев. Ведь это все само собой приходит, когда человеку действительно надо.

Коротко беседуем, просим молитв. Старец лежит при этом в постели. Идем дальше. Заходим в одну келию, где подвизается монах-иконописец, общаемся немного. Приятно видеть в архондарике большой портрет нашего любимого геронды Паисия! Все это важно тоже — из таких крупиц собирается облик Афона в его многообразии и неповторимости. Отец Хризостом просит фотографию моей семьи, чтобы показать другим отцам. Мне аж неловко становится за нас…

И вот мы в келии Честного Предтечи — здесь подвизаются отец Евфросин, старец келии, и еще два или три монаха-послушника. Попадаем сразу на вечерню. Проходит она в маленькой церквушке. Очень трогательно смотрится, когда служащий иеромонах берет благословение у своего старца — простого монаха, без сана, а тот в ответ целует руку ему как священнику. Немыслимая картина для нас! Великое Таинство Послушания живется (любимое слово, часто используемое архимандритом Софронием (Сахаровым)) на Афоне до сих пор и приносит свои плоды.

Затем нас всех (было еще трое мирян-греков) проводили в архондарик. Совершавший вечерню иеромонах вынес традиционное афонское угощение, и началась беседа. Беседовали о том, что больше всего волновало и волнует греков сейчас, — о кризисе. Поначалу я пытался следить за ходом разговора, но потом перестал — разве что за общей канвой следил. И вдруг, спустя какое-то время, почувствовал, что мне необязательно понимать все, что здесь говорят, что мне очень приятно и радостно просто находиться здесь, сидеть рядом с этим человеком — со старцем Евфросином. Ничего более. От старца исходил мир, и не почувствовать это было невозможно. Митрополит Иерофей (Влахос) в своей книге «Святитель Григорий Палама как святогорец» пишет следующее: «В сердце святителя всегда царили тишина и безмятежие, которые передавались всем, кто с ним встречался, исполняя их радостью». Вот именно это я испытал в тот вечер…

Должен сказать, что предшествующие дни прошли у меня в смятении чувств. Я заставлял себя радоваться, я взывал к разуму, сердцу: «Ну, ты же этого хотел? Чего же не радуешься? Хотел — получи. Ты на Афоне! Доволен? И сколько денег потратил — а надо ли было? Давай, радуйся! Радуйся!». Но ничего особо не трогало, и сердце никак не откликалось. Как будто тебя просто перенесли в мгновение ока на Афон и ты просто не «въезжаешь» ни во что, и от этого печально. Но после встречи с отцом Евфросином что-то у меня внутри перевернулось! Мы тепло с ним прощались, он благословил всех четками и акафистами Божией Матери, сказав, что многие миряне ежедневно читают этот акафист, и мы расстались, испросив его молитв.

Темнело. Мы торопились к Иверону, где был наш «дом» на эти дни. И тут я понял, что УЖЕ не зря приехал на Афон! Даже если ничего больше важного и нужного не будет, эта встреча уже дала что-то важное моей душе: она пела и ликовала…

Наконец совсем стемнело, и двигаться стало опасно — дорога местами проходила близко к крутому спуску. К счастью, у Костаса был с собой фонарик. По сложившейся традиции опять не попали на вечернюю трапезу. И Костас пошел к своему знакомому монаху — отцу Евфимию, который несет в монастыре послушание повара. Отец Евфимий проводил нас на маленькую кухню, достал хлеб, лук, стручковый перец, еще что-то и стал все это поджаривать. Я, когда мы еще только вошли в монастырь, подумал: вот, был бы жив отец Иаков, я бы зашел к нему в магазинчик и попросил стопку водки — он, бывало, угощал меня так. За день я очень устал, и снять напряжение было бы совсем не лишним. Озвучил за трапезой эту мысль Костасу. И тут Костас идет на балкон и приносит оттуда начатую бутылку ципуры! У меня было чувство, что это отец Иаков нам ее послал — не иначе… Много всякого из еды имел я возможность пробовать в своей жизни, но вот тот поджаренный хлеб с луком и перцем, и под монастырскую ципуру вспоминаю как одно из лучших яств в своей жизни! И ведь дело было не в еде как таковой, конечно. Это был какой-то праздник добра, мира, любви, спокойствия, единения… не побоюсь сказать — какой-то отголосок Царства Божия — наверное, так…

День четвертый

 

Собрав свои вещи, отправились к морю — к часовне, где была принята Иверская икона Божией Матери. Набрал святой воды из источника, прочитал акафист. А дальше автобусом добрались до Кареи, а затем до Дафни. Попрощался с Костасом — ему надо было уже возвращаться домой. Стал дожидаться «Святой Анны», чтобы отправиться в дальнейший путь — к южной оконечности Святой Горы. Задача у меня была — оказаться в келии преподобного Ефрема Сирина, где подвизался старец Ефрем Катунакский († 1998); поклониться его могиле и подарить монахам репродукцию (печать на холсте) с моей картины, на которой изображен этот угодник Божий — нелицемерный делатель святого Послушания. Но, поскольку ни я, ни Костас не знали толком, где находится эта келия, мы почему-то решили, что мне надо идти в келию Данилеев.

Сошел со «Святой Анны» на Карули. Печет здесь знатно! Ощущение совсем другого мира уже, чем в той же Карее или Дафни. Цивилизации минимум. На причале стоят труженики-мулы, навьюченные мешками с цементом. Не спеша начал подниматься в гору.

Келия Данилеев — райский уголок Афона! Очень ухоженная, компактная, потрясающий вид вниз — на море, и, что сразу бросилось в глаза, — цветы. Много цветов! Это при том, что сейчас ноябрь: можно себе представить, что творится здесь весной! Храм внутри тоже очень красивый — современные росписи в византийской традиции смотрятся очень гармонично и по-настоящему духовно. Это все труд самих монахов — келия славится своими иконописцами. Постоял на вечерне, затем спросил молодого послушника, могу ли здесь остаться на ночь. Он сказал, что должен спросить у старца. Вернулся с отрицательным ответом — мест в их небольшой гостинице нет. Объяснил, как идти к келии преподобного Ефрема Сирина — к цели моего пути. Запомнился мне этот послушник — молодой, можно даже сказать, юный, очень обходительный и вежливый, но вместе с тем чувствовалось, что знает МЕРУ — меру общения с людьми. Иными словами, научен держать дистанцию. Всё пропитано послушанием здесь, и в этом молодом монахе оно сразу видно — дай Бог ему доброго терпения и сил на всё.

Эта местность очень красива и живописна: скалы, экзотическая растительность, устроенные тропы между камнями, где-то достаточно широкие, где-то совсем узкие, вид вниз на море… По дороге постучал в одну каливу, примостившуюся на скале, — вышел монах, старчик, удивительно добродушного, благостного вида, и показал мне, куда идти дальше. Даже не минутная — секундная — встреча была, а почему-то запомнилась мне. Вечер, солнце клонится к западу, скалы, море и этот монах. Кто я ему? Ведь он мог выйти и показать мне дорогу — ну, если не с раздражением, то по крайней мере нейтрально, сухо, а тут видно — есть у человека любовь: посмотрел — рублем одарил…

В восемь вечера началась агрипния (всенощное бдение) в честь великомученика Димитрия Солунского. Было несколько монахов, в том числе и гостей из соседних келий, и несколько паломников-мирян. Служил отец Ефрем, иеромонах, старца келии не было. Служил своеобразно — казалось, что ему все глубоко безразлично. Например, ногой пододвигал столик на полиелее — ох уж эта «греческая простота»! Но вообще у них хорошо, свободно: устал, хочешь размяться — выходи себе спокойно на улицу, подыши, разомнись, никто возмущаться не будет. Сначала думал, что останусь на всю службу, до конца — сидел в стасидии и тянул четочку, но к полуночи сон стал уже сильно меня бороть. Я подумал, кому такое нужно, и отправился к себе, не дождавшись ночной Литургии. Ночью здесь, на Катунаках, потрясающе здорово — тишина, птички кое-какие поют, тысячи звезд, луна… Пустыня! Правда, на следующий день отец Ефрем сказал, что до них периодически доносится музыка из баров противоположной Ситонии. Такое расстояние, казалось бы! Но по воде звук идет иначе… Вот ведь — если уж в жизнь афонских пустынников вторгается мир, что уж говорить про нас?

День пятый

 

Восемь часов беспрерывного сна — невообразимая роскошь на Афоне! Днем солнце пекло, а когда засыпал, было очень холодно и сыро — такие вот перепады. Я даже не раздевался, а еще и надел все, что можно было, и накрылся двумя одеялами! Келия очень аскетичная. Электричество экономят, ведь получают его от солнечной батареи. Свет всегда надо выключать — не забывать. По словам соседа-грека — он живет в соседней келье, служба шла до 3.30 утра, то есть суммарно семь с половиной часов. Это и есть ВСЕНОЩНОЕ БДЕНИЕ!

Попили кофе. И тут меня ждал сюрприз — отец Ефрем сказал, что они с Апостолисом (моим соседом) идут в Малую Святую Анну и при желании я могу составить им компанию. Разумеется, я согласился.

И вот мы идем туда, где подвизался старец Иосиф Исихаст с братией! Это фантастика! Ведь незадолго до поездки я прочитал дивную книгу архимандрита Ефрема (Мораитиса) «Моя жизнь со старцем Иосифом»! А побывать в этом месте и мечтать боялся. Но все само устроилось, как это обычно происходит на Афоне.

Места эти очень живописны — такие виды открывались при каждом повороте, что хотелось картину написать. Да уж, у нас такого не увидишь… Скоро вернешься в родной сырой, мрачный город, и все увиденное будет как сон.

Дошли до келии Честного Предтечи, все подробно осмотрел. Так странно… Как живые иллюстрации к книге! Потом отец Ефрем включил громкую связь на своей «допотопной» Nokia и начал петь молебный канон Божией Матери по памяти — очень красиво, немного в нос, как греки умеют, а на той стороне голос молодой женщины подхватывал. Судя по звукам, рядом с нею был и ее ребенок.

Стояли мы в стасидиях этой крохотной церквушки Иоанна Крестителя (до алтаря, кажется, рукой подать можно), папа Ефрем («папа» — это как батюшка у нас), Апостолис и я, и молились Божией Матери… Я сказал имена своих, и в конце отец Ефрем всех моих помянул. Чудо? Для меня — да. Взял на память — как благословение — несколько маленьких камней оттуда, прямо от стены отковырял, то есть чтобы к этому точно прикасались руки подвижников из общины старца Иосифа.

Вернувшись, пообедали — я все же решился попробовать улиток (накануне не смог) под шутки и ухмылки отца Ефрема. Говорю: «Что-то горькое попалось», а он: «А, это хорда!» — и смеется. Этих улиток они сами собирали рядом с келией Василия Великого, где тоже когда-то подвизался старец Иосиф со своим сподвижником — отцом Арсением. Есть улиток вполне можно, если абстрагироваться в достаточной мере.

Оставляют меня еще на ночь — это хорошо. Выглянешь поздно вечером в окно — темно, растущий месяц и появляющиеся звезды… Готовлюсь к Причастию. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!

День шестой

 

Литургия в шесть утра. Я почему-то вдруг подумал, что отец Прокопий — монах из их братства — может мне предложить прочитать (у греков не поют) «Верую» или «Отче наш». Так и вышло — он предложил мне прочитать молитву Господню на русском. Я ответил, что могу и на греческом. Волновался, но вроде все правильно получилось.

Глядя на отца Ефрема, можно подумать, что служит небрежно, засыпая на ходу, но это поверхностное впечатление. Он своеобразный, да, но хороший. Есть в нем что-то! Видно, что подвизается. Там, у старца Иосифа, он между делом упомянул, что иногда приходит сюда на ночь молиться. Есть там переоборудованная келейка с самым необходимым. Для молитвы в таком месте, да еще и ночью, нужно и дерзновение, и духовный опыт, конечно.

На прощание отец Ефрем меня удивил — оказывается, мощи старца Ефрема (Катунакского) уже давно обретены братией — кстати, все они знали его, были его послушниками — и его могила, к которой я ходил неоднократно поклоняться, пустая! То-то я ничего не чувствовал… Хотя, чувства — дело такое… Ненадежное. Можно абсолютно ничего не чувствовать и у великих святынь. Как Бог дает!

«А что, разве я тебе не выносил его главу?» — спрашивает отец Ефрем. Глава (череп) старца Ефрема — густо-медового цвета. На Афоне это считается признаком святости, и великой. Похожий цвет я видел у преподобного Силуана Афонского.

Потом отец Ефрем вынес и другие святыни — частицы мощей старца Иосифа Исихаста, святителя Нектария Эгинского, преподобного Ефрема Сирина, частицу Честного Креста и др. Показал и поручь святителя Нектария, а затем решил мне дать и нитку оттуда! Я попросил разрешения посмотреть келию старца Ефрема — ту, в которой он скончался после долгой изнуряющей болезни. Но даже не дерзнул в нее войти… Постоял на пороге, окинул взглядом, перекрестился и вышел. Купив у монахов ладана — они его сами делают — и испросив молитв на прощание, отправился в дальнейший путь — на поиски келии герона Никона в Неа Скити. О ней — она носит имя святителя Спиридона — я был много наслышан от своего немецкого друга Клауса, который регулярно к ним приезжает и подолгу у них живет. Было любопытно — кто он, этот герон Никон?

Поднялся к ним, постучал с молитвой. У них приближалось время трапезы, чувствовалась суета. Сурового вида молодой монах коротко ответил, что герона то ли нет, то ли он отдыхает, а в глазах читалось — «Неужели еще один паломник пришел?! У нас же все рассчитано — количество персон, все готово уже, так нет…».

И тут неожиданно ко мне вышел… В общем, я примерно понял, что чувствовали люди, когда приходили к Серафиму Саровскому.

— Да? Что, дитя мое? Нет, сейчас старца увидеть нельзя. Хочешь на ночь к нам прийти? Я скажу старцу. Приходи. Завтра!

Я был в некотором шоке… Как по башке мешком дали — настолько не ожидал подобное встретить. Да, думаю… Мне сюда надо ОБЯЗАТЕЛЬНО прийти! Непременно! Вот так встреча…

Вернулся в Святую Анну (заходил туда по дороге к келии герона Никона и оставил в ней рюкзак). Народу хоть и много было, но меня разместили. После Катунакской пустыни здесь уже непривычно суетно и даже тяжело — все в сравнении познается. А если сравнить этот скит и мир? Но все, что нам дается, — на пользу. Этим на Афоне привыкаешь жить и совершенно не беспокоиться.

Вечером иеромонах скита проводил беседу с греческими паломниками в притворе храма. Тема все та же — кризис. Лейтмотив беседы — все неслучайно, надо менять себя прежде всего, а далее все Бог устроит.

День седьмой

 

После воскресной Литургии попил кофе во дворе и отправился в Неа Скити. Встретил там своего дорогого «Серафима Саровского» — его зовут отец Дамаскин, он сказал, что все «кала», то есть хорошо. Я могу оставаться, но герон Никон сейчас отдыхает.

Я воспользовался временем и отправился на место упокоения великого старца Иосифа Исихаста (его мощи, как известно, давно разошлись по всему свету) — указатель уже видел, когда шел сюда. На этом месте устроена небольшая часовня. Зашел, затеплил лампадку, помолился в тишине — благо никого больше не было. Затем посидел снаружи на скамейке, насладился тишиной и пением птички (кажется, это была зарянка), которая сидела тут же, рядом, и по-своему прославляла старца — так я подумал. Вернулся к своим, познакомился с героном — очень интересный человек. Чувствуется, что не простой — и внешне, и по разговору, и по повадкам, даже по тому, как держит нож и вилку. Часто шутит, а улыбка, кажется, не сходит с лица. Уже потом я узнал, что он мог сделать блестящую карьеру юриста, но выбрал другой путь. Занят также и миссионерской деятельностью — выезжает в мир, проводит встречи, беседы. А сам — духовное чадо старца Ефрема (Мораитиса).

Потом была трапеза. После монастыря (да даже скита) здесь все очень по-домашнему: нет особого порядка, даже разговаривают во время еды! В общем, настоящая семья! А отец Дамаскин, который сидел рядом со мной, видя мой аппетит, подкидывал мне то рыбу, то сыр, то апельсин, то свое вино пододвигал, и так было за каждой трапезой.

Дали мне келейку — одноместную. Какое счастье! Большой балкон с видом на весь скит и море, можно посидеть, почитать или просто подумать…

Затем мы пошли на их пристань освящать воду. Я спросил одного монаха, почему именно там. Он ответил, что недавно завершили строительство ангара для лодок, и теперь нужно «прогонять дьявола оттуда». Во как… Вообще, есть на Афоне такая традиция, насколько я знаю: в начале месяца проводить водосвятные молебны.

Водосвятие прошло очень непринужденно (опять же — греки!) — все и фотографировали тут же, и обсуждали что-то. Потом угощали чем-то сладким, даже очень сладким (любят его греки, аки дети малые!). В общем, праздник себе устроили отцы.

Познакомился с одним православным швейцарцем — Леонардом. Он пришел к Православию из протестантизма. Очень серьезный человек, глубоко верующий, читающий отцов и старцев. Потом мы еще много общались с ним на разные темы — насколько это было возможно, учитывая мой весьма средний английский, на который мне было крайне сложно перейти с греческого — то и дело проговаривал греческие слова… Православная вера объединяет всех, и неважно, кто ты и откуда. С горечью думаю о множестве наших соотечественников, совершенно равнодушных к вере, духовной жизни, тому ДАРУ, который мы имеем. С отцом Дамаскином очень сдружились, если так можно сказать. Хотя и общались-то не так много. Не много, но как-то… емко, что ли. Он поцеловал фотографию с моего портрета отца Даниила Сысоева и даже всплакнул, кажется. Вообще, слезы у него — чуть что… Святые слезы. Пытался мне руку целовать! Я вырываю, целую его руку, а он успевает-таки мою…

Я попросил его молитв о себе и своих родных, он сказал, что будет молиться, и с радостью. Потом принес красивую записную книгу со множеством имен и показал мне, чтобы я не сомневался: «Вот, записал». Я попросил об упокоении моего отца. Он: «Да, конечно! Дай еще своих дедушек, бабушек…». Мне было неловко его «нагружать» этим, но как тут откажешь, ведь такая милость Божия изливается… А я все с сомнением, с колебанием: «Прошу прощения… А дядю моего — Владимира — можете тоже поминать?..» — «Да, конечно! ВладимИр!». И тут же чувствую, что оттуда мне как бы — «Спасибо, Антоха!»

Принес потом иконочки Богородицы и пластиковые крестики в благословение — дешевенькое все, а святыня — из рук такого человека! Вот тебе и любовь — вот такая она — истосковавшимся нам… Вечером после трапезы молились прямо на балконе. Тоже непривычно. Напротив видны огни Ситонии, а также лодки в море — необычно и красиво. Луна освещает постройки всего скита и большой храм рядом. На вид — деревня! С улицами, проходами, огородами, садами (кстати, тут растут и апельсины, мандарины, хурма). Оставляют меня еще на две ночи, слава Богу.

День восьмой

 

В семь утра пошли в этот большой храм — Апостола Андрея. Было празднование преподобного Авраамия и день тезоименитства старца той келии. А вскоре с удивлением узнал, что из-за ветра ни завтра, ни послезавтра корабля не будет, и единственная возможность уехать — сегодня, на «Малой Святой Анне». Вот те на, а я‑то думал сходить сегодня в Григориат, там большой праздник — святой Анастасии Римляныни, ее мощи там хранятся. Очень почитают ее на Афоне! Но — «человек предполагает…».

Успел еще немного пообщаться с отцом Дамаскином, тепло попрощались с ним. Сходили быстро с Лео на место упокоения старца Иосифа — взять напоследок благословение. Первый раз возвращался с Афона не на пароме, а на большом катере — укачало немного. Зато быстро! Герон Никон перед расставанием тоже записал наши имена. Вот так я вернулся с Афона на «большую землю» в этот раз — раньше планируемой даты, а один раз так было, что и позже — тоже по причине погоды!

Ну а дальше… Но это уже другая история. В общем, мы с Лео провели еще два дня в мужском монастыре преподобного Арсения Каппадокийского на Халкидиках. Это не так далеко от Уранополиса. Монастырь, кстати, основан по благословению старца Паисия. Ездили в знаменитый монастырь Благовещения Пресвятой Богородицы в Ормилии. Меня там помнит по прошлым поездкам одна из сестер — очень рада была увидеть. Накануне, оказывается, вспоминала меня — как он там? — обнаружив в бумагах мое старое письмо! В этой женской обители все дышит любовью… Ну а далее — Салоники. Побывали у Николая Зурнатзоглу, который издает книги о старце Паисии — «Свидетельства паломников». У него дома очень много вещей старца и других современных подвижников. Какой-то музей прямо…

Подвожу итог. Удивительная поездка вышла! Наполненная событиями, встречами, молитвой, благодатью… Как бы в режиме «чуда нон-стоп». Да, собственно, Афон, если любишь его, понимаешь, и есть территория чуда! Здесь все как-то иначе, чем в миру. Все пропитано благодатью — кажется, даже пыльные растения у дороги, по которой теперь ездят машины; и сами тропы, по которым кто только не ходил; и монастыри, конечно; и чудотворные древние иконы… Но главное — это люди! Живые носители благодати в Саду Божией Матери. Живые носители Предания! Без них Афон превратился бы в большой археологический музей под открытым небом — древние обители, рукописи, иконы, церковное искусство, и не более того. Все это тоже, конечно, интересно и заслуживает пристального внимания, но без человека все это бессмысленно.

Почему же на Афоне живешь в «режиме чуда» и относишься к нему как к норме, а в миру все как-то иначе? А ведь Бог один и тот же, и благодать Его тоже. Так что же нам мешает жить иначе? Я думаю, мы сами. Только мы сами…

Паломничество должно сопровождаться твоим изменением в лучшую сторону; все, что ты привез из поездки, весь твой «багаж» должен работать на твое покаяние, изменение, а иначе все впустую. Но как же это сложно, и надолго ли тебя хватает…

Но в минуты духовного упадка, уныния, тревоги вспоминается и эта поездка. И тебя согревает мысль о том, что, быть может, именно сейчас, в эту минуту, о тебе молится кто-то из тех отцов, с которыми ты встречался, у которых просил молитв. Слава Богу, есть и связь с некоторыми из этих святогорцев. Мы не спасаемся поодиночке! Важно лишь идти в нужном направлении — ко Христу, а более сильные тебя поддержат — молитвой, советом, любовью. Но без твоего личного, пусть и маленького, подвига ничего ведь не будет…

«Сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим».

Фото автора

Журнал «Православие и современность» № 37 (53)