«Если бы молодость знала, а старость могла», — всем известна эта поговорка. Но что действительно надо знать молодым людям, чтобы избежать возможных ошибок? Каковы уникальные возможности юности? Да и нет ли искусственности в этом противопоставлении молодости и зрелости, старости? На эти и другие вопросы накануне Дня молодежи отвечает известный публицист, прекрасный белорусский пастырь архимандрит Савва Мажуко, насельник Свято-Никольского монастыря (г. Гомеля).

— О.Александр Шмеман писал, что молодость в своей беззаботности, не ощущающая быстротечности и конечности жизни, не знает благодарности. А какие главные соблазны молодости назвали бы Вы?

— Не бывает молодости вообще, молодости самой по себе. Молодость — это часть биографии конкретного человека. Однако в наших разговорах на эту тему мы привыкли иметь дело с некой умозрительной конструкцией, элементы которой варьируются в зависимости от жизненного опыта и эстетических предпочтений созерцателя. Люди — разные. У каждого — своя судьба, своя биография, своё лицо и, естественно, своя непохожая юность, в орбите которой вращаются конкретные события, персонажи, радости, открытия, страдания, а временами и смерть. А потому беззаботность свойственна не каждому юноше и девушке, не все молодые люди порхают по жизни, не замечая её быстротечности и конечности, иначе бы просто не появилось ни философов, ни богословов, ни святых — тех самых людей, мысль которых именно в юности озаботилась вопросами финальности и бренности всего сущего.

У отца Александра Шмемана была сравнительно благополучная жизнь, опыт его юности слишком отличался от схожего опыта, скажем, моего дедушки, который был всего лишь на три года младше отца Александра, но родился, вырос, получил воспитание в другой стране: прошёл сибирский детдом и вечное недоедание, а потом фронт и два тяжелых ранения, послевоенный голод и разруху. В двадцать два года у него уже было двое детей, молодая жена, с которой они вместе, своими руками строили дом, возвращаясь усталым и вымотанным после работы.

Это молодость? Беззаботная юность? Неблагодарная беспечность? А в двадцать пять у них с бабушкой было уже четверо детей, и обе прабабушки — у них на содержании. И вся эта огромная семья долгое время ютилась в одной комнате. Этот опыт юности сильно отличается от пережитого Шмеманом. Что никак не роняет отца Александра в наших глазах. Просто это две разные биографии двух юношей-современников. Но какие же они разные! Вывод простой: полегче с обобщениями.

Что же до главных соблазнов молодости, то дерзну предположить, что они ничем не отличаются от искушений зрелости, разве только градусом накала и размахом, обусловленными исключительно избытком жизненных сил и здоровья у молодых людей.

— У Нины Берберовой есть очень точное, на мой взгляд, определение: «Эмоциональная анархия молодости». Как справляться молодому человеку с этим состоянием?

— С Ниной Берберовой не знаком, а вот у Александра Сергеевича Пушкина в одном незаконченном произведении приводится отрывок светского разговора, посвященного некой даме, прославившейся своей взрывоопасной влюбчивостью. Приятели оной дамы благоговели перед такой силой чувств и игрой страстей, на что одна пожилая княгиня заметила: «Страсти! какое громкое слово! что такое страсти? Не воображаете ли вы, что у неё пылкое сердце, романтическая голова? Просто она дурно воспитана». Конечно, можно назвать элементарную невоспитанность и распущенность «эмоциональной анархией молодости», но пользы это не прибавит, тогда как сдержанность и воспитанность украшают человека в любом возрасте.

— Известно слова классика: «Блажен, кто смолоду был молод». В чём блаженство молодости, на Ваш взгляд?

— В том же, в чём блаженство и зрелости, и старости, и детства. Живому — всё хорошо. Быть — вот блаженство и счастье. Просто каждый сезон нашей жизни дар бытия играет своими неповторимыми красками, поэтому позволю себе продолжить: «блажен, кто в зрелости был зрел, в старости был стар», поскольку ударение в этой фразе надо ставить не на слове «молодость», а на глаголе «быть». Быть — хорошо!

— На Западе (например, в Польше среди католиков), чтобы привлечь молодёжь в храмы, используют различные нестандартные формы евангелизации. Так, в костёлах играют джазовые музыканты, христиане поют «на улицах попсовые песни под гитару» и т.д. Да и у православных были подобные эксперементы: достаточно вспомнить выступления на стадионах для молодёжи Охлобыстина или совместные проекты с рокерами о. Андрея Кураева. Но, как отмечают сами католики (Войчех Сурувка и др.), от этих эксперементов евангелизации есть уже определённая усталость: приходит осознание, что поиск новых методов заслоняет содержание, способность передавать собственно Жизнь. На Ваш взгляд, какой должна быть евангелизация молодых людей? Как сохранять баланс и, с одной стороны, говорить с молодыми людьми на живом, понятном им языке (а не на елейной риторикой 19 века), а с другой стороны, не «мельчить» Весть превращением её в «шоу» и пр.?

— Мне кажется, что сторонники подобных экспериментов попали в ловушку культурной эмансипации молодежи, одним из симптомов которой как раз и является ориентация на некий умозрительный образ юности, о котором мы говорили выше. Не все молодые люди слушают джаз или современную музыку. Юность очень разная. Мне сложно говорить о католиках, но наблюдая за молодежным активничанием, набирающем обороты в нашей церкви, вспоминаю свою церковную молодость и убеждаюсь: окажись я в свои молодые годы в такой церковно-молодёжной круговерти, я бы сбежал из такой церкви. По крайней мере, все эти волонтерские и братские активности меня бы совершенно точно спугнули.

Ошибка всех наших миссионерских стратегий именно в том, что мы незаметно усвоили дух века сего, его заразу эмансипации и противопоставления мира молодежи миру взрослых. Нет никакого мира молодежи. А что есть? Семья, народ, страна. Нормальный человек, помыслив ребенка или юношу, совершенно естественно «примысливает» к нему образ его родителей, его рода и семьи, а более мудрые — его потомков. Молодой человек — органическая часть своей семьи, народа и церковной общины. Да, он дружит со сверстниками, да, он слушает современную музыку, да, он более «продвинут» в каких-то сферах, которые через пару лет уже устареют. Но его молодость — лишь часть его биографии, она не исчерпывает этого человека и в большинстве случаев даже не является лучшей частью его истории.

Это небольшой, очень небольшой эпизод жизни. Молодых людей в церкви как раз и привлекает то, что здесь они могут отстраниться и даже отдохнуть от своего времени и, в том числе, от своей молодости. Потому что перед лицом Божиим каждый предстоит своим «собранным ликом», вбирающим в себя всю нашу биографию, вместе с детством и старостью. Бог помнит «меня всего», видит меня цельным—вместе с младенчеством, зрелостью и увяданием, и, предстоя перед Его взглядом, я сам начинаю себя ощущать в своей протяженной цельности, в которой молодость и выступает, и утопает как незначительный сюжет — яркий, но не всегда самый интересный.

— У владыки Антония Сурожского есть замечательные слова, что нужно стать молодым, то есть «жить необусловлено всей полнотой жизни». Как понять эти слова «молодость Божия»?

— Думаю, владыка Антоний отождествил с молодостью состояние «взволнованности бытием», очень глубоким, если не глубинным, переживанием себя живым, радостью оттого, что ты жив. Если так, то я с ним полностью согласен. Это вполне законное отождествление, поскольку именно в молодости человек переживает себя слишком живым. Именно в молодости большинство из нас, если повезёт, совершает это важное открытие: я — есть! быть — хорошо!

Лучше всего это описал Рэй Бредбери в своем романе «Вино из одуванчиков». Каждая страница этого гениального произведения словно покрыта рябью от этого волнительного открытия: я — жив! Однако этот роман был написан не юношей, а зрелым человеком, и если вы читали биографию Бредбери, то знаете, что он прожил долгую жизнь — девяносто один год, — но даже поздние его тексты хранят юношескую свежесть этого детского открытия.

Всегда юный Бредбери! Эта подлинная юность, этот избыток жизни особенно поражает при чтении житий святых, а если повезёт, то в общении с настоящими святыми людьми. Вечно юными их делает обитающая в них полнота жизни, вернее, сами святые обитают в этой полноте, потому что живут жизнью Божией.

— Часто одной из характерных черт молодости называют максимализм и бескомпромиссность. Что доброго в этих чертах, и каковы, напротив, риски?

— Всему своё время. Молодость — самая активная пора знакомства с самим собой и с окружающим миром. Это знакомство длится всю жизнь, но на юные годы приходится пик этой активности. Юноша пробует свои силы, а потому совершенно естественно ищет своих пределов и рубежей — и физических, и эмоциональных, и духовных.

Опасно заходить за черту, страшно заглядывать в пропасть? Кто спорит? Но, не ощутив своих пределов, как с самим собой управишься? Рискованно? Безусловно. А жить — вообще опасное занятие. В детстве болел скарлатиной, —ничего страшного, если в юности переболеешь максимализмом. Всему своё время. Главное, чтобы детские болезни не «подхватывали» взрослые. Вот это, и вправду, смертельно опасно.

— «Ох, ну, и молодёжь пошла! Вот мы были совсем другие», —часто горько вздыхают бабушки — белые платочки. Действительно ли современные молодые люди отличаются принципиально от предыдущих поколений (и чем)? Или молодые люди по сути одни и те же в разных культурах и эпохах?

— Повторюсь: молодость у всех разная. Не все бывают романтиками и максималистами. И эта разница обнаруживается не только внутри одного поколения. Разные поколения молодых людей по-разному молоды. Только я бы не стал противопоставлять один век другому или предпочитать какое-то поколение. Каждое время несет свои родимые пятна, чем оно и неповторимо, и привлекательно. У современных молодых людей больше соблазнов? Это верно. Но и возможностей больше. Они более раскрепощены, чем их предшественники, менее угнетены? Может быть. Но на смену старых страхов всегда приходят новые. Не думаю, что они более счастливы, чем, например, наше поколение.